Сонгми

4 комментария: Сонгми

1. dm говорит:

   Март 31, 2018 в 10:37

   Клим Жуков. Всем привет! Я очень не люблю записывать что-либо к круглым датам, но эта дата не только круглая, но и очень показательная. Какая же дата у нас сегодня? Сегодня у нас 16 марта. Не знаю, когда выйдет ролик, но сегодня 16 марта. 50 лет назад 16-го марта 1968 года произошли события во вьетнамской деревне Сонгми, о которой теперь уже, к сожалению, не все помнят. Но так как история показательная и важная, я счёл своим долгом напомнить об этой истории.

   Начнем мы, как обычно, с основания. Основание у нас что – основание у нас империализм. Вот сегодня речь пойдет об империализме, а не только об одной деревне Сонгми. Подкованные люди помнят, что такое империализм. Всем прочим я напомню: империализм это не когда есть империя. В Римской империи тоже, как мы помним, была империя, но там не было империализма. Так вот империализм это банковский капитал, сросшийся с капиталом промышленном. Вот, собственно говоря, только это и есть империализм, то есть монополия банковского и промышленного капитала, которые являются монополий капитала финансового. Ну и империализм, все мы помним, это высшая стадия развития капитализма, последний его завершающий этап.

   Вот за этими строками, которые мы знаем из классического марксизма, для человека в среднем не стоит ни-че-го. И это очень напрасно, потому что за качественным определением всегда стоят вполне конкретные практические черты, которые выливаются вовне, проявляются в реальности. Для начала надо взять характерного представителя империализма, т.е. такого химически чистого, медицински чистого представителя, на основании которого можно было бы это явление рассмотреть. Самым главным выразителем империализма в современном мире является страна США, она же Соединенные Государства Америки. Банковский капитал, как известно, в США есть, там с ним всё в порядке, и он очень давно, ещё в 19 веке, сросся с капиталом промышленным. То есть Америка является страной классического империализма.

   И чем же конкретным, говоря в практическом выражении, были заняты США последние так 100 с лишним лет? Начиная с 1893 года США предприняла около 56 военных предприятий агрессивного характера за пределами своих суверенных границ. Вот они потренировались в 1853 году на Японии, отправив канонерки командора Перри для пробуждения японцев к открытию торговли внешней с США; потом они свергли королеву Гавайев и аннексировали архипелаг гавайский в 1894 году. Потом они устроили отвратительную провокацию с крейсером «Мэн», которая закончилась испано-американской войны и захватом Кубы, а потом еще и оккупации Филиппин, которым США якобы помогли обрести независимость от Испании, после чего Филиппины попали в зависимость уже от США.

   В 20 веке, не считая Второй мировой войны, США предприняли более 40 интервенций 47, если я не ошибаюсь, в разные независимые государства, вот начиная от Китая в 1901 году в составе сборной из 8 стран, и Гондураса в 1903 году, заканчивая Югославией в 1999 году. А между этими замечательными мероприятиями было много чего интересного, в частности интервенция в России в 1918 году и позже в составе, опять же, сборной нескольких стран; агрессия против Кореи в начале 50-х годов, 53 год. А также вторжение во Вьетнам, захват Гренады, вторжение в Ирак, Сомали, Гаити, Никарагуа и многие-многие другие страны. Но, опять же, это всего лишь список дат в приложении к учебнику по истории новейшего времени. А за датами, как обычно, стоит физическое наполнение, о котором мы сегодня и будем говорить.

   Необходимо его помнить, это физическое наполнение. В частности, необходимо помнить то, что случилось 50 лет назад в деревне Сонгми во Вьетнаме. Все помним, да, что вот такая агрессия США во Вьетнам, где американские войска были заняты всяким, помимо непосредственного введения боевых действий, которые тоже велись специфическими методами. Так вот если мы посмотрим на деревню Сонгми, 50 лет назад в 5:30 утра, когда крестьяне только-только собрались походить на рисовые поля, а кто-то, может, уже и вышел, в 5:30 утра по деревне отработала артиллерия совершенно внезапно. После короткой артподготовки над деревней появились вертолеты, которые выбросили в деревню роту Чарли 20 пехотного полка, 1 батальона 20 пехотного полка 11 бригады армии США под командой капитана Эрнста Медины. И началась чудовищная бойня.

   Понятно что рота там оказалась не просто так. По некой информации в этой деревне находились партизаны Вьетконга, но их там не было. Не обнаружив партизан, американские солдаты принялись стрелять по мирным жителям, насиловать женщин, забивать людей насмерть прикладами, закидывать в окна профилактические гранаты – в окна хижин, естественно, местных; вытаскивать людей из землянок-бомбоубежищ, которые крестьяне себя рыли кустарным способом, или забрасывать туда гранаты; выстраивать захваченных пленных вдоль ирригационных каналов и расстреливать их из автоматического оружия, колоть штыками.

   Вот как вспоминает один из участников этого знаменательного события: «Я видел двух малышей. Одному было всего года четыре. Когда началась стрельба, старший мальчик упал на младшего, чтобы защитить его. Один солдат подошел к ним и шесть раз выстрелил в детей». Это вспоминает носитель американской демократии пехотинец Рональд Хаберле, который сам по людям не стрелял, но все внимательно фиксировал на два фотоаппарата, будучи штатным фотографом при роте Чарли. Другая цитата:

   — «Итак, вы сделали около 67 выстрелов?
   — Так точно.
   — И убили сколько? В тот момент?
   — Видите ли, я стрелял из автоматической винтовки… И трудно сказать, сколько. Может быть, десять или пятнадцать человек.
   — Мужчин, женщин и детей?
   — Да.
   — И грудных младенцев?
   — И младенцев».

   Это вспоминает не нацистский каратель, а солдат армии США Пол Мидло. Нетрудно догадаться, что со сменой географических названий подобные цитаты можно было бы найти среди воспоминаний бравых эсэсовских вояк и вояк из Вермахта где-нибудь в Белоруссии году так в 1942, не поменялось бы качественно ничего. А вот с пострадавшей стороны есть такие воспоминания. Например, один из немногих выживших деревне Сонгми Фан Тхань Конгу, в 11 лет как раз попал под ту раздачу, вспоминает буквально следующее про то утро:

   «Мама собирала нас в школу, когда мы услышали взрывы и выстрелы. Решили спрятаться. Отец заранее вырыл небольшую землянку, и мы хотели там переждать. Но солдаты нас нашли, заставили выйти. … Белые целились в нас, курили и смеялись. А один черный стрелял в коров и поджигал наш сарай. Потом они стали обсуждать, что делать с нами. Приказали нам вернуться в землянку. Когда мы спустились, они бросили к нам три гранаты и отбежали. Думаю, мама все поняла. Она поняла, что они хотят нас убить именно так: гранатами. Поэтому она велела нам с сестрами и братом отойти в самую глубину землянки. А сама осталась у выхода. Ее разорвало на куски. Остальные тоже погибли. Выжил лишь я».

   Надо сказать, мальчика нашли через несколько часов и приняли за мертвого, потому что, по его собственному выражению, он напоминал корзину с мясом и, в общем, только чудом не закопали вместе с трупами живьем. Он пришел в себя и подал признаки жизни, откачали. Кульминацией зачистки стал расстрел 50 выживших вьетнамцев солдатами первого взвода лейтенанта Уильяма Келли, которых как раз выстроили вдоль ирригационного канала и перестреляли из винтовок F-16. Кстати, в тот же момент в то же время нечто подобное провернули в деревне Биньтэй неподалеку, хотя в несколько меньшем масштабе. Там умудрились загубить, по официальным данным, всего лишь 90 человек. А вот в Сонгми выжило 12 человек, а погибло 504.

   Надо сказать, что не все американцы включились в зверства. Например, командир вертолета-разведчика Хью Клауэрс Томпсон, его бортинженер Глен Андреотта, и пулеметчик Лоуренс Колберн сумели спасти нескольких крестьян. Собственно говоря, из 12 выживших некоторые обязаны жизнью именно им. Ну а после того как фотографии Рональда Хэбэрле попали в печать, разразился грандиозный скандал, который замять не получилось, потому что они облетели буквально весь мир.

   Всего за 23 года до этого подобные ценные инициативы приводили к пуле в голову или к петле на шее, потому что это называется военное преступление. Нюрнбергский трибунал в 45-46 году однозначно квалифицировал это как убийства и жестокое обращение с гражданским населением на оккупированных территориях. Военные преступления не имеют срока давности и караются смертью. Однако в США смертью никого не покарали и нашли одного стрелочника, которым стал лейтенант Келли, командир первого взвода. Стрелочником он оказался довольно специфическим: полученных доказательств хватило ровно на то, чтобы отозвать его из Вьетнама и приговорить к домашнему аресту, каковой он отбывал в 1969 по 1974 год, после чего был полностью оправдан, амнистирован. Собственно, с американской стороны более никто не пострадал.

   Более того, с американской стороны в кругах военных была целая кампания в защиту этого самого Уильяма Келли, потому что ну это же война, а врага нужно удержать. Собственно, Келли занимался всего лишь уничтожением врагов, поэтому за что же его наказывать? Сейчас, если бы накажем Келли, дальше нам придётся наказывать кого-то еще, а значит наши парни более не захотят воевать. Как вы знаете, с желанием воевать во Вьетнаме с американской стороны среди гражданского населения, которое подлежало мобилизации в армию, всё было очень неоднозначно, воевать хотели не все.

   Но тут надо понять одну важную вещь. Трагедия в Сонгми выглядит как эксцесс, то есть как экстраординарный случай, который не повторялся в широком масштабе. Но это не так. Трагедия в Сонгми не является эксцессом, если говорить о контексте вообще вьетнамской войны. Вьетнам, как мы знаем, получил свою порцию из 6 727 084 тонн бомб, не считая контейнеров с напалмом и артиллерийских снарядов, в том числе из корабельных орудий крупного калибра. Только бомб но Вьетнам упало в три раза больше, чем сбросили на Германию за всю Вторую мировую войну. 14% территории Вьетнама были обработаны химическим агентом «Оранж», то есть дефолиантом, в объеме 19 миллионов галлонов. Галлон это 3,78 литра. Может сами посчитать, сколько это будет в литрах. Последствия, как говорят специалисты, будут сказываться на протяжении 100 лет. То есть век вьетнамцы будут расхлёбывать последствия этой самой химической обработки.

   Сонгми же просто повезло стать именем нарицательным – просто потому, что оказался фотограф, который вовремя опубликовал фотографии, каковой факт не удалось замять. Поэтому это всего лишь показатель, а не исключительный случай. Подобных случаев во Вьетнаме было много, просто, возможно, не в таком масштабе, то есть так, что из всей деревни после посещения их американскими солдатами уцелело лишь 12 человек из почти 550, да, такое было не каждый раз. Но, тем не менее, Сонгми может с полным основанием встать в один ряд с такими печально известными трагическими топонимами как Бабий Яр и Хатынь. Но есть одна большая разница: солдаты зондеркоманды СС «Дирлевангер», например, считаются военными преступниками. А вот зверства во Вьетнаме никто публично не осудил, и не повесили до сих пор никого, хотя надо было бы повесить. Публично я имею в виду реально осудил с присуждением конкретных сроков и других мер пресечения вплоть до расстрела за военные преступления.

   Судить-то, между прочим, надо было бы, как я уже сказал, но это дело уже давнее, всё-таки полвека прошло. И хотя военные преступления не имеют срока давности, суд это всего лишь лечение симптомов. Посмотреть нужно в корень, как обычно я рекомендую делать всем. А корень-то очень важный, потому что только вскрыв его, нам удастся понять, почему и каким образом обычные, в общем, рядовые 22-23 летние парни, вот такой был средний возраст американских солдат, внезапно превратились в животных, которые учинили совершенно небывалое зверство. Конечно, можно предположить, что именно роте Чарли повезло, и она получила там примерно 30% личного состава, состоящий из отборных маньяков. Но, согласитесь, это маловероятно.

   Дело в том, что Сонгми это, как я и намекнул выше, всего лишь проявление сущности империализма вовне. Вот тут немедленно раздастся голос, а может быть даже не один, который скажет – неправда, даже в Сонгми оказались приличные американцы, которые не только не стали участвовать в бойне, но и попытались спасти, кого могли спасти. И я совершенно с этим согласен – нельзя всех причёсывать под одну гребенку. Потому что общественное бытие определяет общественное сознание, это закон такой же массивный, как закон всемирного тяготения или там закон Ома, например, нарушить его невозможно. Но общественное бытие не определяет личного сознания, точнее, определяет его не в полном объеме и ограниченно. То есть капиталист, представитель буржуазного класса, даже крупный буржуа может быть вполне выразителем абсолютно других идей, не буржуазных, чему яркий пример, например, фабрикант Фридрих Энгельс или дворянин Владимир Ильич Ульянов-Ленин.

   Но именно общество в общественном смысле воспитывается бытием, это факт. Если у нас имеется капиталистическое бытие, то и сознание будет капиталистическое. А если быть уж совсем конкретным, то империалистическое. Человек с детства вырастает в состоянии бескомпромиссной конкуренции, привыкая рвать зубами шанс у жизни, как это говорят с той стороны океана, а теперь и у нас тоже. Борется за каждый доллар, за каждый рубль, что называется, за место под солнцем. Имущественная и расовая сегрегация пропитывает буквально все отношения в обществе сверху донизу и, что называется, по горизонтали вширь. И появляется мысль – раз существуют люди первого, второго, третьего и так далее сортов, то значит отношение к этим людям тоже можно поделить на сорта. Подобные идеи пестуются и машинной пропагандой, и псевдонаучными трудами (читайте Жозефа Гобино, например), и кинематографом, и что самое главное – самой практикой бытия.

   В капиталистическом бытии, как мы знаем, деление людей на сорта это имманентный феномен. то есть есть человек с миллиардам долларов, а есть человек с двадцатью тысячами долларов, а есть человек, который получает пособие по безработице. Это явный хороший количественный показатель твоего места в обществе, эта имущественная сегрегация. То есть этот простейший принцип, который по-русски звучит как «деньги есть – Иван Петрович, денег нет – паршива сволочь», работает поколениями. И на него, конечно, удачно наслаивается чисто видовая стратификация в зависимости от национальных черт. Когда люди, оказавшиеся по несчастливой своей судьбе в числе покорённых народов, рас, опять же, поколениями находится в угнетённом, подчинённом положении и, естественно, оказываются в самом низу этой самой имущественной страты, очень было бы нелогично и глупо рассматривать их в отрыве от всеобщей сегрегационной модели.

   Помните, как в фильме Стэнли Кубрика «Цельнометаллическая оболочка» сержант Хартман орал на новобранцев: «в моей роте нет расизма. Мне насрать на черножопых, косоглазых, латиносов и евреев, вы все одинаково отвратительны!». Это приём художественный, но очень показательный, потому что сержанту пришлось акцентировать внимание на уже пораженные в правах страты населения, национальности, которые отличаются от других. Белых он, заметьте, не упомянул, что тоже очень показательно. Но это, что называется, в сказке ложь, да в ней намёк. Если так получается, что один человек отказывает другому человеку в праве называться вполне человеческим существом – ну, понятно, что если ты второго сорта, то ты уже не вполне человек, а если третьего, так может быть уже и вполне не человек – в общественном, конечно же, применении.

   Так вот, такой человек выступает не как полубог, который вправе определять подобные вещи, не как супергерой, а выступает как мерзавец, который взял на себя право судить о том, о чём ни один человек судить не вправе. Но, таким образом, расчеловечивая объект, он расчеловечивает и самого себя. То есть отказав в человеческом праве другому, он сам перестаёт быть вполне человеком. Кроме того, капитализм несет в себе другое имманентное качество, а именно отчуждение результатов труда или самого труда от человека. Отъём прибавочной стоимости, т.е. как раз отчуждение результатов труда, полное или частичное; безработица, отчуждение от труда как такового, это неизбежность при капитализме. Потому что весь капитализм построен на отъеме прибавочной стоимости, это во-первых, и продуцирует безработицу, во-вторых.

   Но труд это не просто работа, труд это то, что сделало человека человеком, и то, что является его объективной потребностью, объективной потребностью его человеческой природы. То есть капитализм, таким образом, расчеловечивает всё своё общество, просто элементарно отчуждая его труда или от результатов собственного труда. И вот представитель такого общества, которого веками воспитывали подобным бытием, причем чем дальше, тем хуже, вот таких людей, которые уверены, что существуют люди, не совсем люди, и совсем не люди, отправили за океан для ведения несправедливой колониальной войны, цели которой каждому из солдат, прямо скажем, не совсем близки. Ещё президент Линдон Джонсон разродился чеканной фразой, что мы не отправим своих парней решать проблемы вьетнамских парней за океан, потому что вьетнамские парни должны справиться с плохими людьми сами. Но он, как водится, соврал, и американские парни таки оказались во Вьетнаме помогать хорошим вьетнамским парням победить плохих вьетнамских парней-коммунистов.

   Понятно, что каждому солдату в отдельности это было не очень нужно. Так вот, вернёмся немного назад. Подобные люди, воспитанные капиталистическим обществом, оказываются на другом конце географии для ведения непонятной им войны. Вокруг чужие люди, население чужой страны, которое к завоевателем не питает никаких теплых чувств и, естественно, сочувствует тем, кто ведет вооруженную борьбу с этими самыми захватчиками. После чего явление, подобное деревне Сонгми, становится статистической неизбежностью, и эксцесс перестает быть эксцессом, становясь правилом. О чём говорить – в 1968 году во время беспорядков в самой Америке, в США, для усмирения этих самых беспорядков была применена армия и национальная гвардия. 131 город стал ареной этого самого усмирения, 25 000 солдат и 44 000 национальных гвардейцев убили и ранили 3 500 человек собственных граждан внутри собственной страны.

   Таким образом мы видим, что зверства во Вьетнаме это всего лишь логическое продолжение империализма внутри США, потому что империализм это не то что проявляется только вовне, это то, что проявляется и внутри в том числе, и иногда в не меньшей мере. И это не только внутренняя политика или работа идеологической машины, это коренные закономерности деградации самого капитализма. Деградирующий финансовый капитал, который на половине земного шара всё ещё господствует, отстаивая свои прибыли, будет бороться любым способом, и борется, как мы видим, любым способом. Самым эффективным способом, который подсказывает нам история, для империализма является прямая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистический кругов финансового капитала, то есть фашизм.

   Фашизм, я переведу для тех, кто не понял, это капитализм, мобилизованный для ведения войны; капитализм, который отбрасывает нормы приличия буржуазной демократии, срывая все эти ширмочки, и оказывается тем, чем он есть в своей природе, в своей глубине, в своём корне. Расправы внутри США и расправы, например, во Вьетнаме ничем не отличались от художеств солдат Вермахта и СС в СССР и, например, в Польше. Таким образом война во Вьетнаме была не просто национально-освободительной войной, это была борьба всего прогрессивного человечества, в том числе и американского человечества, против американского фашизма на экспорт.

   Альфред Уорнер Нил писал (это такой совестливый американец, назовём его так): «Америка стала угрозой для нас самих и для всех остальных. Америка монополистов, политических гангстеров, озверевшей солдатни — страшна. …Агрессия во Вьетнаме вызвала глубокий раскол во всем американском обществе. Миллионы и миллионы честных американцев сплачиваются в антивоенном движении, клеймят позором палачей Сонгми, поднимают голос протеста против грязной войны во Вьетнаме. Защищая свою родину… вьетнамский народ одновременно выполняет свой интернациональный долг и служит благородному делу обеспечения мира во всем мире».

   Поэтому будем помнить Сонгми, будем помнить ту чудовищную трагедию, которая произошла 50 лет назад благодаря вторжению американцев во Вьетнам. Но не будем и забывать о корнях, из которого эта трагедия произрастает. И не будем забывать, что эта трагедия это всего лишь эпизод, который всегда может повториться в любом месте земного шара, в том числе и у нас. Потому что капитализм, не важно – американский ли, российский ли всегда приводит к только таким результатам, потому что капитализм равно война. Вот всё, что хотел сказать, сказал. На сегодня всё, всем пока. Hasta la victoria siempre.
2. dm говорит:

   Март 31, 2018 в 10:38

   Расследование и суд
   Неясные слухи о совершённом преступлении распространились среди американских солдат во Вьетнаме. В марте 1969 года Рональд Райденаур, слышавший истории о преступлении во время своей службы во Вьетнаме, демобилизовался и отправил письма с описанием того, что было ему известно, президенту Никсону, в Пентагон, Госдепартамент и многим конгрессменам. Его письма почти нигде не вызвали какой-либо реакции, однако ему удалось привлечь внимание конгрессмена Морриса Оделла, позиция которого в конце концов привела к началу нового расследования.

   Собранных улик оказалось достаточно, чтобы отозвать лейтенанта Уильяма Келли из Вьетнама и в сентябре предъявить ему обвинение в убийстве мирных жителей. Новость прошла практически незамеченной СМИ, и сами события в Сонгми оставались неизвестными широкой общественности до 12 ноября 1969 года, когда независимый журналист Сеймур Херш сообщил, что Келли обвинён по делу об убийстве 109 мирных вьетнамцев. Это сообщение стало сенсацией, подхваченной всеми ведущими американскими СМИ. После этого расследование и суд стало невозможно скрыть от общественности. Широкую известность получили снимки военного фотографа Рональда Хэберли, бывшего свидетелем преступления[10].

   Расследованием занималась комиссия во главе с генерал-лейтенантом Уильямом Пирсом, бывшим командиром 4-й пехотной дивизии и 1-го полевого корпуса во Вьетнаме. В течение четырёх месяцев работы комиссия Пирса допросила около 400 человек. В её докладе было рекомендовано привлечь к уголовной ответственности десятки военных, виновных в изнасилованиях, убийствах и заговоре с целью скрытия истины[4]. Первоначально по делу Сонгми проходили 80 американских военнослужащих. Из них 25 были предъявлены обвинения. Перед военным трибуналом предстали всего 6 человек, все они были оправданы, за исключением Уильяма Келли. В ходе суда над Келли его защита основывалась на том, что лейтенант выполнял приказ командира, хотя так и не удалось установить, действительно ли капитан Медина отдавал явное распоряжение уничтожить мирных жителей[11]. 29 марта 1971 года Келли был признан виновным в убийстве 22 человек и приговорён к пожизненным каторжным работам. Через 3 дня по особому распоряжению президента Никсона он был переведён из тюрьмы под домашний арест в Форт-Беннинге (Джорджия). Срок его заключения несколько раз уменьшался, пока в ноябре 1974 года он не был помилован и освобождён.

   Степень ответственности капитана Медины не была установлена. Сам он утверждал, что находился на краю деревни и не знал о происходящем; когда он вошёл в деревню около 10 часов утра, увидел тела погибших и приказал прекратить огонь, было уже поздно. Некоторые свидетели показывали, что в действительности Медина вошёл в деревню ближе к 9 часам, когда убийства ещё продолжались[12].

   Американская общественность отнеслась к делу Келли крайне неоднозначно. Некоторые считали, что из него сделали «козла отпущения», оправдав остальных участников резни, виновных не в меньшей степени. Другие воспринимали Келли как героя, пострадавшего от армейской бюрократии. В Белый Дом были направлены тысячи телеграмм в его поддержку, а законодательные органы нескольких штатов приняли резолюции с призывом проявить к Келли снисходительность[11]. Согласно опросу компании Opinion Reasearch Corporation в апреле 1971 года, 78 % американцев негативно восприняли решение суда, 51 % считали, что президент Никсон должен помиловать Келли, а 28 % — сократить ему срок заключения[4].

   Министр обороны США Мелвин Лэйрд предупредил президента Никсона, что массовое убийство в Сонгми «может поставить наше правительство в весьма сложное положение» и будет «лить воду на мельницу пацифистов». Госсекретарь США Генри Киссинджер предложил: «Необходимо, чтобы министр обороны продемонстрировал негодование, чтобы он проявил себя голубем и сразу же организовал военный трибунал. Надо доказать, что мы сразу же отреагировали и устранили паршивую овцу, только таким образом можно снизить давление со стороны общественности»[13]. Никсон назвал массовое убийство в Сонгми «единичным инцидентом»[4].
3. dm говорит:

   Март 31, 2018 в 10:41

   Чехословакия 1968 – русская доброта и немецкая жёсткость
   30.09.2016

   Мы, русские, отличаемся от европейцев. Мы – другая цивилизация. И это становится заметно во всём. В том числе и в том, как мы… оккупируем.

   Ввод войск стран-участниц Варшавского договора в Чехословакию в 1968 году — абсолютно оправданная операция. Мы не допустили хаоса в дружественной стране и разрушения нашего оборонительного пояса. Это первое. Второе – в Чехословакии происходило то же самое (с небольшой поправкой), что и на Украине в 2014.-м. И третье — порядок и безопасность в Чехословакии обеспечивали не только советские войска, но и воинские контингенты некоторых стран Варшавского договора. В том числе — войска ГДР.
   Как вели себя немцы и русские? В чём была разница?

   Об этом материал, который прислал мне читатель ресурса nstarikov.ru Виктор Дмитриевич Бычков. Это рассказы одного непосредственного участника этих событий. Он продолжает тему, которая была открыта моим рассказом о прочитанной книге Юрия Галушко «Чехословакия-68. Взгляд советского офицера из прошлого в будущее».

   Относительно Чехословакии и событий 1968 года там происходивших.
   Это мои юношеские воспоминания. В 1968 году я учился в 8 классе. И хорошо помню, как мы остро переживали со своими друзьями происходившие там события, как жалели обманутых чехов, и готовы были в любой момент двинуться туда на помощь. Уже в начале зимы, где-то в декабре, из армии вернулся старший брат моего товарища, Аникин Владимир, который участвовал в событиях, происходивших в Чехословакии.
   Поначалу он практически ничего не рассказывал, но постепенно мы его разговорили. Собиралась небольшая компания юношей, в основном это были близкие друзья вернувшегося из армии, я туда иногда попадал на правах друга младшего брата. Было домашнее легкое вино, но главное — мы все с жадностью слушали рассказы очевидца, побывавшего аж за границей, да ещё участвовавшего в таких исторических событиях. Он просил ничего никому не передавать из его рассказов. Тем не менее, я очень хорошо запомнил, то, что он тогда говорил.

   Итак, первое — как он туда попал. Служил срочную на Украине, при военном аэродроме, в какой-то аэродромной службе. В основном они занимались охраной аэродрома и простыми вещами типа содержания в надлежащем порядке взлетной полосы, крепления самолетов под руководством техников и т.д. Однажды вечером их подняли по тревоге, личное оружие, каску, боекомплект и т.д. , загрузили в транспортники, и они полетели. Солдаты обратили внимание, что кроме боекомплекта и оружия на борт загрузили довольно много боеприпасов и всего прочего. Куда летели не знали, все думали, что это учения.

   Летели долго. Как только сели, быстро занялись разгрузкой. То, что это уже заграница, поняли не сразу, только после рассвета.

   Из других самолетов выгружались десантники со своей техникой, которые быстро уехали, а солдаты части рассказчика за аэродромом недалеко от леса и ручья разбили палатки, обустраивая палаточный городок. Недалеко от аэродрома был небольшой город, в который они направили вооруженные патрули с офицерами. С противоположной стороны аэродрома был небольшой аэровокзал и ещё несколько невысоких аэродромных строений. Утром пришли сотрудники аэродрома и с удивлением смотрели на солдат, самолеты и т.д. Надо сказать,
   что наши самолеты прилетали довольно часто, привозили в основном десантников с техникой и прочим, которые быстро уезжали.

   Привозимые боеприпасы складировались прямо рядом со взлетной полосой. Там же были палатки, в которых располагалось наше армейское аэродромное начальство, узел связи и т.д. Всё было своё.
   Уже к середине дня стали проявляться первые признаки неприятия и недружелюбия местного населения. Особенно старалась молодежь.
   Выкрикивали ругательства, показывали всякие неприличные жесты.
   К вечеру на взлетную полосу заехали два мотоциклиста, которые носились по взлетной полосе, подъезжали к самолетам, кидали камни и бутылки в воздухозаборники, окна самолетных кабин и т.д. .. Солдатам был приказ, не применяя оружия и силу вытеснить их с полосы. Это с трудом удалось сделать.
   Другая проблема — это вода. Сначала воду набирали для кухни и прочих хоз.нужд из довольно чистого ручья, но скоро этого нельзя было делать, т.к. местное население стало ходить и специально гадить в ручей выше по течению, бросать туда нечистоты, дохлых собак и т.д. Поездки в городок за водой тоже не имели успеха — если где-то начинали набирать воду, она быстро кончалась. Переезжали на другое место и там та же картина. Очень оперативно и скоординировано отключали воду. Вообще воду уже было собирались возить самолетами. Туго было и с дровами для кухни — в основном топили разбитыми ящиками от патронов, а цинки с патронами складывали штабелями. Служащие аэропорта не пускали солдат в аэропорт, в туалет и т.д. , и солдатам приходилось бегать в кусты по другую сторону полос, что вызывало смех у местных жителей и служащих аэропорта. Пытались вырыть яму под туалет для военнослужащих, но из аэропорта приходил какой-то местный начальник и не разрешал этого делать. Дескать, ничего нельзя рыть и всё. Сложно было и патрулировать местность вокруг, и городок. Местное население очень быстро наглело в выражении своей неприязни, особенно молодежь. Кидали камнями, палками, кричали. Но был строгий приказ: оружие и физическую силу не применять, всё переносить, проявлять дружелюбие.

   Обстановка накалялась, и это конечно в конце концов привело бы к плохим последствиям. Кончилось бы терпение у наших солдат.
   Тем более, что патрулей посылали много и на всех не хватало офицеров, и часто шли два солдата без офицероа. На второй день двое солдат-патрульных вообще исчезли и их так и не нашли. Все понимали, что их скорей всего убили и где-то зарыли.

   А потом появились немцы. И ситуация начала меняться в корне. К обеду третьего дня пришла колонна немецкой армии. Как рассказывал Володя, который был в патруле и как раз находился в центре этого городка на площади, это было как в кино про Великую Отечественную. Сначала мотоциклисты с пулемётами, затем колонна. Впереди и сзади бронетранспортеры с пулемётчиками наготове. В центре колонны старший офицер — на легковой машине в сопровождении других офицеров. Колонна въехала на площадь, части её рассредоточились по улицам вблизи площади. Из машины вышел старший офицер и его окружение.
   Старший осмотрел площадь и окрестности, сверился с картой. Затем указывает, где будет штаб, рядом с будущим штабом — дом для себя. Тут же дает команду своим офицерам, показывая, где будут размешаться подразделения. До этого солдаты сидели в машинах, не было никакого движения, все ждали. Как только поступили команды — закипела работа. Солдаты быстро освобождали дома под штаб и для жилья для старшего офицера, остальные тоже занимались размещением под руководством своих командиров. Как освобождали дома? Очень просто — изгоняли оттуда местных жителей.

   К старшему быстро привели солидного мужчину, надо полагать местного градоначальника, ещё каких-то представительных личностей. Старший из немцев им кратко пояснил, верней указал, что надо делать. Поскольку дискуссией и не пахло, местное начальство и не думало возражать, а только тянулось перед немцами. Причем немцы все говорили местным по-немецки, не затрудняя себя переводом, и те прекрасно их понимали. Немцы вели себя очень по-хозяйски.
   К нашим патрулям, подошёл немецкий офицер, козырнул, и спросил по-русски, кто они, и где находится их часть. Пояснил, что им надо связаться с руководством нашей части. Солдаты ответили, после чего офицер козырнул и пошёл доложил старшему. Старший офицер в сопровождении мотоциклистов с пулеметами поехал в расположение нашей части. Солдаты не знают, о чём говорили старшие офицеры, но, судя по всему, наш командир пожаловался на положение с водой. Где-то к вечеру, часа через два-три была видна такая картина. Чехи быстро тянули водопровод в расположение части, металлические трубы прокладывали прямо по земле или слегка прикапывали. Сделали также разводку на несколько кранов, там, где им указали, работали очень споро. С тех пор чистая вода была всегда в изобилии. Кроме этого чехи стали регулярно привозить колотые готовые дрова в требуемом количестве, т.е. и эта проблема тоже была быстро решена.

   К вечеру на аэродроме произошли события, в корне перевернувшие отношение местных к нашему присутствию. Дело в том, на аэродром можно было заехать с разных сторон, он был не огорожен. Только с одной стороны, по направлению от аэропорта к городу, был забор. И тот от скота, т.к. там был выпас. И этим пользовалась та самая местная молодежь. Залетали на мотоциклах, закидывали самолеты бутылками, камнями и прочим, смеялись над солдатами, которые пытались их вытеснить с посадочных полос. В солдат кидали тоже самое, и они получали травмы и ушибы, но ничего не могли поделать. И вот на вечером на третий день после появления немцев, на полосы заехал легковой автомобиль, на котором четверо юнцов носилось по взлетному полю, подъезжали к самолетам и т.д. .. Приказ их вытеснить ничего не дал. Однако на этот раз хулиганы зашли далеко – они сбили машиной двух солдат, серьезно их травмировав. Чешский персонал аэродрома со смехом наблюдал за происходящим, с большой радостью встречая каждый удачный финт юнцов и особенно их наезд на солдат. А солдаты с оружием не могли ничего сделать с этими юнцами – ведь стрелять им не разрешалось.

   Но тут к несчастью этих юнцов к аэродрому подъехал немецкий патруль на двух мотоциклах с пулеметами. Немцы быстро все поняли. Юнцы, увидев немецкий патруль, кинулись удирать по крайней полосе. За ними, верней по параллельной полосе, помчался один мотоцикл. Отъехав подальше, так чтобы нельзя было зацепить кого-то случайного, пулеметчик одной очередью подбил автомобиль. Он сразу застрелил двух молодцов, сидевших на передних сидениях. Автомобиль остановился. Двое сидевшие сзади выскочили и бросились бежать.
   Пулеметчик дал две короткие очереди по земле слева и справа от бегущих. Один остановился, поднял руки и пошел назад, второй продолжал убегать, пытаясь петлять. Это вызвало смех у пулеметчика, и он короткой очередью срезал его, затем прошёлся из пулемета по уже лежащему ещё двумя очередями. Второго, стоявшего с поднятыми руками, немец поманил к себе крича «ком, ком». Тот пошел, как пьяный, громко рыдая. Наш офицер послал солдат, и те вытащили из загорающегося автомобиля двух убитых, сидевших спереди. Идущему с поднятыми руками и рыдающему юнцу немец показал куда идти.
   Подведя его поближе к аэропорту поставил на колени, руки за голову и встал неподалеку с автоматом наготове. Юнец всё время громко рыдал и о чём-то просил. Но немец не обращал на это никакого внимания.
   Со второго патрульного мотоцикла по рации доложили о происходящем своему начальству. Чешский персонал аэропорта уже не смеялся и молча наблюдал за происходящим. Скоро приехал легковой автомобиль с немецким офицером и двумя солдатами. Офицер вышел из машины, выслушал доклад старшего из патрульных, повернулся и пошел к ближайшему сбитому нашему солдату, лежащему на посадочной полосе в крови, в том месте, где его сбили. Ему уже оказывали помощь, бинтовали, накладывали шины, и он громко стонал. Офицер подошел, посмотрел, козырнул подошедшему нашему офицеру и сказал, показывая на автоматы у солдат: «надо стреляйт». Он явно не понимал, почему не применялось оружие в столь очевидной ситуации. Развернулся и пошел к стоящему на коленях юнцу. Уже подходя, на ходу расстегнул кобуру. Подойдя метра на три, выстрелил ему в лоб, после чего спокойно положил пистолет обратно и дал команду своим солдатам.
   Его солдаты побежали к аэропорту и скрылись там. Скоро стало понятно зачем. Они всех находящихся там буквально пинками выгоняли на площадку перед аэропортом. Когда туда подошел офицер, солдаты уже выгоняли последних.
   Сбоку и сзади офицера подъехал один из патрульных мотоциклов с пулеметом и пулемётчик держал на прицеле всю эту толпу, молча и очень опасливо глядевшую на офицера и пулеметчика. Нам тоже казалось, что сейчас они положат из пулемета стоящих перед ними. Но офицер произнес краткую речь на немецком, которую согнанные перед ним угрюмо восприняли. Вероятно, он объяснил им, кто тут хозяин,
   и как себя надо вести.

   После этого они очень живо побежали в аэропорт, и всё зашевелилось. Примчалась пожарка, потушившая загоревшую машину, и оттащившая её после этого с посадочной. Вскоре её забрал эвакуатор. Потом приехали трое местных полицейских, с которыми немецкий офицер тоже провел краткую беседу. Младшие полицейские погрузили трупы в грузовик и уехали, а старшего полицейского забрал с собой немецкий офицер. Вообще немцы действовали с такой абсолютной уверенностью в своей правоте и правильности того, что они делают, что все местные им невольно беспрекословно подчинялись.

   После всего случившегося уже никогда никто из местных и близко не подходил к аэродрому, кроме тех, кто там работал. Кроме того, часа через два приехал экскаватор, и пожилой экскаваторщик спросил, где надо русским рыть. Так были перекрыты боковые дороги и тропинки ведущие к аэропорту, после чего была вырыта большая яма под солдатский туалет, который до этого чехи никак не давали делать. Теперь никто из местных не возражал. Надо сказать еще, что после этого наших солдат и офицеров стали свободно пускать в аэропорт и вообще везде. При этом старались… как бы не замечать. Попыток как-то хулиганить на аэродроме и т.д. тоже больше не было.

   И ещё одно последствие. На следующий день приехала бригада чешских плотников и под руководством немецкого унтер офицера быстро построила довольно высокую и добротную вышку на дороге, ведущей из городка в аэропорт. Удобная лестница, крыша, на самой вышке двойные стены, из досок внахлёст, между стен мешки с песком — защита от пуль.
   Крепления для пулеметов, мощный прожектор на турели. Удобно, всё видно и всё простреливается. Там же установили шлагбаум и рядом с ним будку из досок со стеклянными окнами, что было очень удобно особенно в ненастье. Вышкой наши солдаты почти не пользовались, но она была видна далеко и производила на местных очень дисциплинирующее воздействие. Такая классическая немецкая вышка.

   Где-то через неделю к аэродрому со стороны выпаса пришла группа молодых людей, человек 20-30, с плакатами «Русские убирайтесь домой», с громкоговорителем, в который они кричали всякие призывы «убраться оккупантам». Подошли сбоку, со стороны аэропорта, но не очень близко и к взлетной полосе, и к палаткам не приближались. Дежурный на КПП послал солдата на вышку, что бы тот глянул, много ли их, есть ли ещё кто-то за ними, вообще, чтобы осмотрелся.
   Так вот как только митингующие увидели, что солдат стал подниматься на вышку, они тут же убежали, бросив часть плакатов на месте. Может подумали, что будут стрелять.

   Ещё один эпизод запомнился, о котором рассказал Володя Аникин. С приходом немцев ситуация сильно изменилась. Местное население очень уважительно относилось к немцам и немецким патрулям, выполняло их малейшие требования. Вообще, чехам в голову не приходило, что с немцами можно спорить или не соглашаться. Тем более как-то не уважительно к ним относиться. А немецкие патрули патронов не жалели. Никто не смел кинуть в них камень или облить помоями и т.д. В ответ — мгновенный огонь на поражение, без разбора, почему это произошло. Поэтому наши патрули старались заполучить себе в компанию немецкого солдата или вообще идти вместе с немецким патрулем. Немцы к этому относились благосклонно. Им явно нравилась роль блюстителей порядка.
   И вот однажды патруль, в котором был Володя и русский сержант, старший патруля, были направлены на патрулирование улиц на окраине городка. Идя туда, они сделали крюк и прошли через улицы, где квартировали немцы. Там возле одного из домов кучковались немецкие солдаты, весело гогоча.
   Надо сказать, что немецкие солдаты, несмотря на дисциплину, имели много больше свобод, чем наши солдаты. Имели больше свободного времени, могли пойти куда-то в личное время и т.п.

   Подойдя к немецким коллегам наши пытались как-то пообщаться, что-то сказать или понять. Немцы знали, что русских солдат часто обижают
   местные, и им явно льстила роль в некотором роде защитников. По крайней мере, немецкие солдаты сразу поняли, что наши солдатики должны пешим строем патрулировать окраину и хотят иметь в компании немца для прикрытия. Надо сказать, что немцы обычно патрулировали на двух мотоциклах с колясками с пулеметами. Пулеметчики всегда сидели наготове…
   Вызвался с нашими один молодой солдат, который тут же сбегал доложил об этом своему унтеру, тот понимающе улыбаясь отпустил солдата. И вот они идут втроем, пытаясь общаться. Немец знает какие-то русские слова, много жестов мимики, всем троим весело и интересно. Идут уже по самой окраине, по пригороду, где все уже больше похоже на дачи. Слева идёт сплошной забор, а затем сетчатый. Немец свернул к сплошному забору и стал справлять малую нужду. (Вообще немецкие солдаты нужду, особенно малую, справляли не стесняясь, почти везде в городе). Ну, а Володя с сержантом прошли чуть дальше вперед, где уже начинался сетчатый забор. Тут из-за забора, из кустов, летит камень и попадает в спину нашего сержанта. Наши патрули на такие камни внимания не обращали и получить камнем по спине было обычным делом. Но сейчас это видит немец, русских солдат уже догонявший. А тот кто кидал, не видел немца из-за сплошного забора. Реакция солдата ГДР мгновенная — срывает автомат и выпускает по кустам весь рожок от пояса веером.
   Володя говорит, мы стоим с сержантом остолбенелые. Немец перезаряжает автомат и собирается стрелять ещё. Володя говорил, что они не сговариваясь с сержантом, подскочили к немцу и забрали у него автомат. Тот его безропотно отдал, но горячо им что-то говорил и показывал на кусты, откуда прилетел камень. Он явно не понимал, почему русские не стреляют и ведут себя так странно.

   За кустами какие-то летние постройки, типа фанерной беседки или ещё что-то такое.
   Оттуда слышен плач. Немец показывает с азартом охотника, что вот, мол, где дичь сидит, и её надо сейчас наказать. А наши солдаты тащат союзника прочь. Он что-то пытается объяснить, но его уводят подальше и побыстрей. И только когда немец успокоился, а отошли достаточно далеко, то наши отдали немцу автомат. Для нас это было дико, рассказывал Володя Аникин, стрелять боевыми в населенном пункте. И к тому же, выдавая по два рожка боевых патронов, нас строго предупреждали, что стрелять нельзя ни при каких обстоятельствах. Умри, но не стрельни. Зачем тогда давать боевые патроны, зачем куда-то посылать? А немцы за патроны, видимо, не отчитывались и потому их не жалели.

   И ещё некоторые наблюдения Владимира Аникина:

   «Немцы питались в ресторанах, превращаемых на обеденное время в солдатские столовые. Чехи привозили для них свежие овощи, фрукты, свежее мясо, зелень и т.д. .. Наши патрули это хорошо видели. Платили ли немцы за это, мы не знали, но питались они против нас много лучше. Мы же в основном кашей и тушёнкой.
   Суп борщ — тоже с тушёнкой. Разнообразия и разносолов не было. Но мы приловчились вот что делать. Там у них по полям и лесам бродило довольно много оленей и косуль, которые мало боялись людей. Однажды видели, как остановился немецкий грузовик и офицер, сидевший в кабине, взяв у солдата автомат, подстрелил оленя, которого немецкие солдаты затащили в кузов и уехали. Пример был подан.
   Мы просили у немецких солдат патроны и стреляли оленей. Быстро разделывали, забирали мясо. Автомат из которого стреляли, быстро чистился. Если спрашивали, кто завалил, говорили что немцы. Что с немцев возьмешь? Делают, что хотят. Конечно, многие из офицеров догадывались, а может и знали, что стреляли мы, но такой приварок и такие объяснения всех устраивали. Так что поели мы оленины.
   Еще почему с немцами выгодно было дружить, это то, что они заходили в любые пивнухи, где для них всегда сразу предоставлялся отдельный стол, если даже пивнуха была переполнена. Заказывали пиво, а пиво там было очень хорошее, и выпив, уходили не платя. У нас денег чешских не было, а у немцев может и были, но они не платили. Да и зачем — перед ними чехи и так гнулись.

   О немецкой организации дела. Опять же наши патрули, которые торчали в центре города, видели, что каждое утро местный градоначальник вытянувшись ждал старшего немецкого офицера перед его домом. Тот утром шел к себе в штаб. Иногда давал указания этому градоначальнику, иногда вел его и ещё кого-то к себе в штаб. Т.е. была четкая вертикал власти, и каждый знал, что он должен делать. Сначала все, что надо немцам, а потом уже своими делами занимайся. Поэтому, в Прагу, конечно, надо было немцев пустить первыми. Во-первых,
   чехи бы не стали против них сильно выступать и провоцировать. А если бы кто-то дернулся, немцы бы с большим удовольствием объяснили, что этого делать не надо, себе хуже.
   Для полицейской миссии немцы идеально подходят. Знают, как оккупировать и что делать с оккупированными. Наша армия к этому мало готова. Воевать — да. Победить – да. А оккупировать и гнуть оккупированных — это не для нас. Так что если бы немцев первых в Прагу пустили, это только бы укрепило дружбу народов. Всем было бы хорошо. И чехи бы с удовольствием вспоминали сейчас немцев в Праге и их «европейский орднунг».

   В ноябрев палатках стало очень холодно. Простужались солдатики. Приезжал старший немец со своим офицером, хорошо говорившим по-русски,
   и, разговаривая с нашим командиром, сказал, что нельзя жить в палатках. Если он хочет, чтобы все вместе жили и были всегда под рукой, надо занять местную школу. Когда наш командир стал говорить, что где же дети будут учиться, немец ответил, что проблемой обучения местных детей пусть занимаются местные власти, это их дело, а он должен заботиться о своих солдатах. Это всё наш связист, который там присутствовал, рассказал. Но наши всё равно продолжали жить в палатках, многие болели».

   В конце ноября Володю перевели в Союз и, в скорости, уволили в запас. Он и так переслужил несколько месяцев, но понимал, что ситуация очень непростая, тянул лямку безропотно.
   Володя ещё рассказывал то, что приносило «солдатское» радио. Но я передаю только то, что он видел лично сам, своими глазами. Но то, что приносило «солдатское» радио, во многом совпадало с виденным им лично. К нашим солдатам чехи относятся плохо, много провокаций, иногда с тяжелыми последствиями для наших солдат, с увечьями и даже гибелью. И благородство наших солдат у них только смех вызывало. А немцев чехи боятся и уважают. Хотя для немцев они второй сорт.
   Немецкая оккупация им привычна, понятна и т.д. И как бы их кто не гнул и не насиловал, виноваты всё равно во всём «русские».
   В 1970 году я закончил школу и уехал учиться. С тех пор я не видел Владимира и не знаю где он. Прошло почти полвека, и многое изменилось в нашей жизни. Если он жив — доброго ему здоровья, ну а если уже ушел — земля пухом. Наверняка можно будет найти и других участников этих событий. Их воспоминания помогли бы дополнить картину происходящего тогда в Чехословакии. Фильм бы хороший и правдивый снять об этом. Сейчас ведь уже мало кто помнит об этих событиях.

   Виктор Дмитриевич Бычков
4. dm говорит:

   Апрель 18, 2018 в 20:03

   Сергей Лукьяненко
   17.04.18

   Прямо-таки взгрустнулось.
   Прочитал у френда, вполне умного и состоявшегося человека, бывшего советского, ныне живущего в Британии, рассуждения про конфликт в Сирии. Сводились рассуждения к тому, что ни ржавое сирийское, ни ржавое советское ПВО ничего сбить не способны, разве что какой-нибудь из пары способных летать самолетов может дотелепаться до военной базы на Кипре и уронить туда какую-нибудь гадость. В ответ на мой растерянный вопль «да с чего ты взял?» человек на полном серьезе отвечает — «да как может работать русское ПВО, если в России не производят микросхем вообще, а также не умеют программировать».
   «А погуглить?» восклицаю я.
   «Ну как могут быть программисты в Питере, к примеру, если там зарплаты в десять раз меньше чем на Западе? Микросхем тоже не видел. Слышал, что в России пытались создать простейший ПК и не смогли. А программ русских я вообще никаких не видел».

   Повторюсь — человек неглупый, никак специально политически не ангажированный.
   То есть мнение его сложилось из впечатлений юности от СССР, откуда он уезжал + нынешних западных СМИ.

   Особо подчеркну, я не собираюсь издеваться над френдом и вас прошу этого не делать. Я специально имя не называю и своими словами все пересказал.

   Меня ужасает то, что это их общая система взглядов. И она, боюсь, присуща не только эмигрантам, не только рядовым западным обывателям, но и дядям-тетям принимающим решения. В их Вселенной ржавые русские ракеты вообще не летают, ну просто абсолютно. И поэтому русских можно и нужно дальше нагибать. Русские просто делают вид, что чего-то там могут.

   Последний раз такую ошибку совершал не-товарищ Гитлер в 1941 году.

   Видимо, прошло слишком много времени с тех пор и Запад действительно собирается наступить на те же самые грабли.

   Печалька.

Комментарии запрещены.